Чемпионат мира—важнейшее соревнование хоккейного сезона. Однако анализ его независимо от исхода турнира будет более верным, если мы станем рассматривать чемпионат не в отрыве от других событий в хоккейном мире, а, напротив, в неразрывной связи с тем, что ему предшествовало, и тем, что за ним последует.
Тот сезон был первым после Олимпийских игр. И если до февраля 1984 года, до матчей в Сараево, венчающих олимпийский цикл, наша команда выигрывала одно соревнование за другим, в том числе три чемпионата мира подряд, то этому было свое объяснение: команда со всей серьезностью отнеслась к неожиданной неудаче на XIII Белой олимпиаде и настойчиво стремилась к реваншу, ждать которого пришлось долгие четыре года.
По всем рекомендациям спортивной науки, медиков, работающих с командами, спортсмены в следующем после олимпийского сезоне должны снижать тренировочный и соревновательный режим — это необходимо для восстановления и восполнения психологических и физических ресурсов хоккеиста, для отдыха от тех солидных нагрузок, через которые прошел спортсмен на своем пути к победе. Осенью 1984 года начиналась подготовка к Калгари, к XV зимним Олимпийским играм, и команде в наступающем сезоне надо было в какой-то степени дать передышку.
У нас же получилось иначе. Вскоре после Игр в Сараево сборная СССР отправилась на Кубок Швеции, а с 13 июля началась подготовка команды к Кубку Канады, причем в своих клубах хоккеисты приступили к занятиям еще раньше, примерно с 25 июня. Сборная не успела провести разгрузочный цикл тренировок, и один из главных моих просчетов, объясняющих неудачу в Праге, заключался в том, что я, как старший тренер сборной, согласился на такой календарь хоккейного года.
Суммарная нагрузка для ведущих хоккеистов страны оказалась непомерно велика. Тем более что все матчи нашей команды со сборной Чехословакии в последние годы складывались нелегко, в том числе и те, в которых побеждали мы.
Как показало проведенное в марте 1985 года тестирование, не только армейцы и динамовцы, но и игроки других клубов, в частности горьковчане, спартаковцы, пришли в сборную не в лучшей спортивной форме — кто-то был чрезмерно утомлен, кто-то растренирован.
За два месяца до чемпионата мира медицинские обследования показали, что функциональная подготовка кандидатов в сборную настораживает. Тем не менее тренеры рассчитывали исправить положение дел. Однако, теперь это очевидно, переоценили силы свои и игроков: тяжелый год без передышек, без разгрузки дал о себе знать. Если раньше мы в последние три недели поднимали спортивную форму игроков, то на этот раз время ушло на восстановление сил хоккеистов.
Анализируя неудачное выступление сборной на чемпионате мира, приходится признать: команде не хватило свежести — это решающая причина отступления от традиционных наших позиций.
Уязвимое место нашей команды — расчет прежде всего на звено Игоря Ларионова. Почему же сложилась такая ситуация? Если не хватило сил, не хватило свежести, если недостало обычного для нашей сборной душевного подъема, вдохновения, то почему же не были использованы другие игроки, не введены свежие силы?
Обычно тренера проигравшей команды упрекают в том, что он просчитался с составом. Не взял, мол, того или этого игрока. На этот раз таких упреков, в сущности, не было. Вспомнили, правда, Юрия Вожакова. Вспомнили тройку из горьковского «Торпедо»—зря, дескать, не собрали всех троих вместе. Но Юрий Вожаков был не совсем здоров. А объединить торпедовских хоккеистов мы не могли. Не только потому, конечно, что они в своем клубе уже два сезона не играли вместе. На Кубке Канады тренеры попробовали восстановить это звено. Результат был неважный: в шести матчах Кубка торпедовцы забросили четыре шайбы и пропустили пять. Кроме того, не было смысла сильнейшего в тот момент из горьковчан Михаила Варнакова забирать из звена Виктора Тюменева — по игровым показателям это звено оказалось в Праге лучшим. Не секрет, что Александр Скворцов ехал в Прагу запасным, а Владимир Ковин — возможным дублером Анатолия Семенова.
Итак, упреков по поводу неверно выбранного состава, по существу, не было. И это..» плохо. Значит, не было других кандидатов в сборную. За месяц, за два — были, но из-за травм мы потеряли несколько хоккеистов, которые могли бы помочь команде. Я имею в виду не только московских динамовцев Семенова и Леонова, но и Хелмута Балдериса, Игоря Стельнова, одного из основных игроков обороны. Особенно ощутимым оказалось отсутствие Анатолия Семенова. Замену ему найти не удалось, и звено потеряло свою силу.
Ради объективности должен, однако, напомнить, что и в стане чехословацкой команды были потери.
Начиная подготовку к чемпионату мира 1985 года, мы рассчитывали, что у нас будет три ударных звена — Ларионова, Семенова и Жлуктова, в котором вместе с Виктором должны были играть Николай Дроздецкий и Юрий Леонов. Случилось же так, что из-за травм мы остались с одним звеном, претендующим на роль лидера. А где же резервы? Всем известно, что давно определены базовые команды, призванные готовить целые звенья для сборной, но вклад их в формирование главной команды страны далеко не равнозначен. Начиная каждый новый сезон, тренеры приглашают в сборную большую группу молодых перспективных игроков из базовых клубов, однако всерьез на места в национальной команде эти хоккеисты не претендуют. Почему? Кто в этом виноват? Разве, допустим, «Спартак», «Динамо» или «Сокол» имели в последние годы неудовлетворительные условия для работы и пополнения своих рядов?
Анализируя причины неудачи на чемпионате мира 1985 года, многие вспомнили, что наши хоккеисты уступили первое место еще и на других турнирах, причем отсчет начинали почему-то с Кубка Швеции. Это непонятно. Если речь шла о сезоне, то логичнее было начинать с Кубка Канады. Если же речь велась о 1984 годе, то почему, вспоминая апрель, забывали о феврале, о главных соревнованиях четырехлетия — олимпийских играх?
Если у сборной команды (речь сейчас не только о хоккее) и ее тренеров не будет права на неудачу в тех или иных соревнованиях, представляющих, в сущности, один из этапов подготовки к олимпиаде, то не приведет ли это к тому, что тренеры, перестраховываясь, перестанут экспериментировать, рисковать?
Разве есть что-то предосудительное в действиях шахматиста, жертвующего пешку, вторую, даже фигуру, а порой и не одну, ради конечной цели — мата сопернику? Так почему бы и хоккейным тренерам не решиться на такую жертву? Почему бы, вводя в сборную молодых, не уступить победу в каком-то турнире? Не планировать заранее неудачу—я против такой «стратегии», но допускать ее возможность в начале подготовки к следующему чемпионату мира или к олимпийским играм.
В еженедельнике «Футбол—Хоккей» было опубликовано письмо читателя Ю. Олещука.
Читатель размышлял о так называемой турнирной стратегии, о возможности или целесообразности проводить некоторые матчи ну, скажем, не с полной отдачей сил. Он конечно же не предлагал специально проигрывать какие-то встречи, что позволило бы нашей команде попадать в финале на более слабых соперников, однако все-таки ставил вопрос о рискованности постоянного стремления к успеху в каждом поединке. Он писал: «...Наша команда придерживалась стратегии «всегда только победа», которая все же превосходила ее хотя и большие, но не беспредельные возможности.
Сожалеть ли, что сборная билась сверх сил? Дело вкуса».
Для нас, тренеров, так вопрос не стоял. И, убежден, не может стоять.
Едва ли кто-нибудь поймет тренеров и хоккеистов, если станут они, давайте назовем вещи своими именами, ловчить. Если мы постоянно, в каждом турнире и в каждом матче, не будем формировать настроение, психологию бойца, всегда неизменно устремленного к победе, то, сами того, понятно, не желая, привьем хоккеистам ущербную склонность к компромиссам, к соглашательству, к опасной расчетливости, от которой недалеко и до договорных матчей и прочих опасных явлений.
Если начать прикидывать, с кем и когда стоит играть всерьез, если экономить силы к решающим матчам, к финалу, то легко потерять характер — едва ли сумеет команда бороться, в трудном матче, отдать борьбе все силы, если не привыкала она к этому годами.
Сборная СССР по хоккею в течение трех десятков лет приучала своих болельщиков к победам, именно потому и восприняли они с таким огорчением третье место в Праге, именно потому критиковали так страстно тренеров и хоккеистов. Возможно, эта ситуация парадоксальна для других видов спорта, но в хоккее она реальна — нас может устроить только самая высокая награда.
Нет, в этом плане выбора мы не имеем. Наша генеральная линия неизменна, и этот максимализм привычен. Корреспондент Финского телеграфного бюро писал из Праги: «Вне всякого сомнения, поражение сборной СССР — событие в хоккейном мире. Последний раз советская команда уходила с площадки побежденной на чемпионате мира в 1978 году (речь о поражении в первом круге в матче с командой ЧССР.—В. Т.), после чего последовала серия из 52 беспроигрышных матчей».
Легко, видимо, понять, какое чувство ответственности испытывают наши хоккеисты, в каком психологическом напряжении находятся они в каждом соревновании.
Тот сезон был первым после Олимпийских игр. И если до февраля 1984 года, до матчей в Сараево, венчающих олимпийский цикл, наша команда выигрывала одно соревнование за другим, в том числе три чемпионата мира подряд, то этому было свое объяснение: команда со всей серьезностью отнеслась к неожиданной неудаче на XIII Белой олимпиаде и настойчиво стремилась к реваншу, ждать которого пришлось долгие четыре года.
По всем рекомендациям спортивной науки, медиков, работающих с командами, спортсмены в следующем после олимпийского сезоне должны снижать тренировочный и соревновательный режим — это необходимо для восстановления и восполнения психологических и физических ресурсов хоккеиста, для отдыха от тех солидных нагрузок, через которые прошел спортсмен на своем пути к победе. Осенью 1984 года начиналась подготовка к Калгари, к XV зимним Олимпийским играм, и команде в наступающем сезоне надо было в какой-то степени дать передышку.
У нас же получилось иначе. Вскоре после Игр в Сараево сборная СССР отправилась на Кубок Швеции, а с 13 июля началась подготовка команды к Кубку Канады, причем в своих клубах хоккеисты приступили к занятиям еще раньше, примерно с 25 июня. Сборная не успела провести разгрузочный цикл тренировок, и один из главных моих просчетов, объясняющих неудачу в Праге, заключался в том, что я, как старший тренер сборной, согласился на такой календарь хоккейного года.
Суммарная нагрузка для ведущих хоккеистов страны оказалась непомерно велика. Тем более что все матчи нашей команды со сборной Чехословакии в последние годы складывались нелегко, в том числе и те, в которых побеждали мы.
Как показало проведенное в марте 1985 года тестирование, не только армейцы и динамовцы, но и игроки других клубов, в частности горьковчане, спартаковцы, пришли в сборную не в лучшей спортивной форме — кто-то был чрезмерно утомлен, кто-то растренирован.
За два месяца до чемпионата мира медицинские обследования показали, что функциональная подготовка кандидатов в сборную настораживает. Тем не менее тренеры рассчитывали исправить положение дел. Однако, теперь это очевидно, переоценили силы свои и игроков: тяжелый год без передышек, без разгрузки дал о себе знать. Если раньше мы в последние три недели поднимали спортивную форму игроков, то на этот раз время ушло на восстановление сил хоккеистов.
Анализируя неудачное выступление сборной на чемпионате мира, приходится признать: команде не хватило свежести — это решающая причина отступления от традиционных наших позиций.
Уязвимое место нашей команды — расчет прежде всего на звено Игоря Ларионова. Почему же сложилась такая ситуация? Если не хватило сил, не хватило свежести, если недостало обычного для нашей сборной душевного подъема, вдохновения, то почему же не были использованы другие игроки, не введены свежие силы?
Обычно тренера проигравшей команды упрекают в том, что он просчитался с составом. Не взял, мол, того или этого игрока. На этот раз таких упреков, в сущности, не было. Вспомнили, правда, Юрия Вожакова. Вспомнили тройку из горьковского «Торпедо»—зря, дескать, не собрали всех троих вместе. Но Юрий Вожаков был не совсем здоров. А объединить торпедовских хоккеистов мы не могли. Не только потому, конечно, что они в своем клубе уже два сезона не играли вместе. На Кубке Канады тренеры попробовали восстановить это звено. Результат был неважный: в шести матчах Кубка торпедовцы забросили четыре шайбы и пропустили пять. Кроме того, не было смысла сильнейшего в тот момент из горьковчан Михаила Варнакова забирать из звена Виктора Тюменева — по игровым показателям это звено оказалось в Праге лучшим. Не секрет, что Александр Скворцов ехал в Прагу запасным, а Владимир Ковин — возможным дублером Анатолия Семенова.
Итак, упреков по поводу неверно выбранного состава, по существу, не было. И это..» плохо. Значит, не было других кандидатов в сборную. За месяц, за два — были, но из-за травм мы потеряли несколько хоккеистов, которые могли бы помочь команде. Я имею в виду не только московских динамовцев Семенова и Леонова, но и Хелмута Балдериса, Игоря Стельнова, одного из основных игроков обороны. Особенно ощутимым оказалось отсутствие Анатолия Семенова. Замену ему найти не удалось, и звено потеряло свою силу.
Ради объективности должен, однако, напомнить, что и в стане чехословацкой команды были потери.
Начиная подготовку к чемпионату мира 1985 года, мы рассчитывали, что у нас будет три ударных звена — Ларионова, Семенова и Жлуктова, в котором вместе с Виктором должны были играть Николай Дроздецкий и Юрий Леонов. Случилось же так, что из-за травм мы остались с одним звеном, претендующим на роль лидера. А где же резервы? Всем известно, что давно определены базовые команды, призванные готовить целые звенья для сборной, но вклад их в формирование главной команды страны далеко не равнозначен. Начиная каждый новый сезон, тренеры приглашают в сборную большую группу молодых перспективных игроков из базовых клубов, однако всерьез на места в национальной команде эти хоккеисты не претендуют. Почему? Кто в этом виноват? Разве, допустим, «Спартак», «Динамо» или «Сокол» имели в последние годы неудовлетворительные условия для работы и пополнения своих рядов?
Анализируя причины неудачи на чемпионате мира 1985 года, многие вспомнили, что наши хоккеисты уступили первое место еще и на других турнирах, причем отсчет начинали почему-то с Кубка Швеции. Это непонятно. Если речь шла о сезоне, то логичнее было начинать с Кубка Канады. Если же речь велась о 1984 годе, то почему, вспоминая апрель, забывали о феврале, о главных соревнованиях четырехлетия — олимпийских играх?
Если у сборной команды (речь сейчас не только о хоккее) и ее тренеров не будет права на неудачу в тех или иных соревнованиях, представляющих, в сущности, один из этапов подготовки к олимпиаде, то не приведет ли это к тому, что тренеры, перестраховываясь, перестанут экспериментировать, рисковать?
Разве есть что-то предосудительное в действиях шахматиста, жертвующего пешку, вторую, даже фигуру, а порой и не одну, ради конечной цели — мата сопернику? Так почему бы и хоккейным тренерам не решиться на такую жертву? Почему бы, вводя в сборную молодых, не уступить победу в каком-то турнире? Не планировать заранее неудачу—я против такой «стратегии», но допускать ее возможность в начале подготовки к следующему чемпионату мира или к олимпийским играм.
В еженедельнике «Футбол—Хоккей» было опубликовано письмо читателя Ю. Олещука.
Читатель размышлял о так называемой турнирной стратегии, о возможности или целесообразности проводить некоторые матчи ну, скажем, не с полной отдачей сил. Он конечно же не предлагал специально проигрывать какие-то встречи, что позволило бы нашей команде попадать в финале на более слабых соперников, однако все-таки ставил вопрос о рискованности постоянного стремления к успеху в каждом поединке. Он писал: «...Наша команда придерживалась стратегии «всегда только победа», которая все же превосходила ее хотя и большие, но не беспредельные возможности.
Сожалеть ли, что сборная билась сверх сил? Дело вкуса».
Для нас, тренеров, так вопрос не стоял. И, убежден, не может стоять.
Едва ли кто-нибудь поймет тренеров и хоккеистов, если станут они, давайте назовем вещи своими именами, ловчить. Если мы постоянно, в каждом турнире и в каждом матче, не будем формировать настроение, психологию бойца, всегда неизменно устремленного к победе, то, сами того, понятно, не желая, привьем хоккеистам ущербную склонность к компромиссам, к соглашательству, к опасной расчетливости, от которой недалеко и до договорных матчей и прочих опасных явлений.
Если начать прикидывать, с кем и когда стоит играть всерьез, если экономить силы к решающим матчам, к финалу, то легко потерять характер — едва ли сумеет команда бороться, в трудном матче, отдать борьбе все силы, если не привыкала она к этому годами.
Сборная СССР по хоккею в течение трех десятков лет приучала своих болельщиков к победам, именно потому и восприняли они с таким огорчением третье место в Праге, именно потому критиковали так страстно тренеров и хоккеистов. Возможно, эта ситуация парадоксальна для других видов спорта, но в хоккее она реальна — нас может устроить только самая высокая награда.
Нет, в этом плане выбора мы не имеем. Наша генеральная линия неизменна, и этот максимализм привычен. Корреспондент Финского телеграфного бюро писал из Праги: «Вне всякого сомнения, поражение сборной СССР — событие в хоккейном мире. Последний раз советская команда уходила с площадки побежденной на чемпионате мира в 1978 году (речь о поражении в первом круге в матче с командой ЧССР.—В. Т.), после чего последовала серия из 52 беспроигрышных матчей».
Легко, видимо, понять, какое чувство ответственности испытывают наши хоккеисты, в каком психологическом напряжении находятся они в каждом соревновании.
Комментариев нет:
Отправить комментарий